Необыкновенные приключения Бенито Муссолини

Всяческий Бред - Идти на Главную Страницу >>>

Категории:

Полезные Сведенья
Кухонная Философия
Общество и его пороки
Новости
Еда и Питье
Техника
Разное
Личное
Природа
Фото/Видео
"Веселые" Картинки
Юмор


Пишите Письма



Реклама:

Реклама

September 26, 2016

Взято с закрытого форума, все равно выложат раньше или позже. Автор - некто GlobetrotterXL. Вери лонг рид.
====================================
1904 год. За столом в гостиной квартиры в Лозанне, Швейцария, сидит женщина и читает газету "Искра". Дверь открывается, входит молодой человек.
— Беня, — восклицает она, — ну наконец–то! Таки я уже начала волноваться!
— Проклятые империалистические милитаристы выпустили ордер на мой арест за уклонение от призыва. Пришлось усилить конспирацию. Хуй войне!
— Хуй войне! — эхом откликается женщина. — Впрочем, не будем отвлекаться, продолжим наши уроки. Итак, как сказать по–немецки "пролетарии всех стран, соединяйтесь"?..
Её зовут Анжелика Исааковна Балабанова. Она из Чернигова, убежденная феминистка и социалистка, большая подруга Клары Цеткин и Ленина. Впрочем, товарищ Балабанова — лишь эпизодический персонаж нашего рассказа.
А вот молодой человек... Что ж, знакомьтесь: несгибаемый борец за дело рабочего класса, потомственный пацифист, воинствующий атеист и начинающий журналист на пороге блестящей карьеры. Бенито Амилькаре Андреа Муссолини. И это — его история. История необыкновенного фашизма.


В социалисты Бенито подался не по своей воле. Его покусал собственный папаша. Он, папаша, трудился кузнецом в деревне Довиа, что в Эмилии–Романье, и любил встречать потенциальных клиентов словами: "Добрый день, проклятый эксплуататор–мироед, чем могу быть полезен?" Ограниченная местная буржуазия как–то не совсем понимала этот пролетарский порыв, предпочитая пользоваться услугами других кузнецов. Поэтому семейство Муссолини жило бедно.
Сказывалось это и на юном Бенито. Одноклассники в школе дразнили и обижали его. Однако тот не унывал и уже начиная с десятилетнего возраста обучился мастерски владеть оружием пролетариата, в виде ножа, который при всяком удобном случае втыкал в обидчиков. За это злые учителя его ругали и даже оставляли на второй год.
При виде такого несовершенства мира Муссолини не закрывает очи. Ровно наоборот — решает исправить систему изнутри и, по окончании школы, желает избрать карьеру учителя младших классов, дабы нести детишкам разумное, доброе, вечное. Но прогнившему итальянскому государству не нужны хорошие учителя. Ему нужны хорошие солдаты. Поэтому на работу его ни в одну школу не берут, зато присылают рекрутскую повестку.

В Бенито борются два противоречивых чувства. С одной стороны, он пацифист и служить в армии ему западло и не понятиям. С другой же — горячая итальянская душа требует подвигов. В качестве компромисса — Муссолини формирует из себя one man army и 9 июля 1902 года, без объявления войны, вторгается в Швейцарию. Швейцарские миграционные власти грудью встают на защиту рубежей родины. Но силы явно не равны. Не успевают они в очередной раз выставить настырного итальянского гастарбайтера за дверь, как тот уже вновь влезает в окно.
В перерывах между беготней от полиции и работой дорожным рабочим и официантом, Муссолини исхитряется отправлять в левые швейцарские газеты статьи, в которых обличает тяжелое положение рабочего класса в целом и мигрантов в частности, требуя предоставления последним субсидий, дотаций и преференций. Это позволяет будущему диктатору на собственном примере осознать, какими нехорошими и вредными для государства людьми могут быть всякие понаехавшие инородцы. Что, вне всякого сомнения, очень поможет ему в дальнейшей диктаторской работе. Во всяком случае — при нем такой хуйни не будет.

Бойкое перо начинающего журналиста привлекает к нему благосклонные взгляды местной либеральной интеллигенции.
Так, например, преподававший в тот момент в Лозаннском университете Вильфредо Парето обучает его закону имени себя. А когда Муссолини делает из него, закона, вывод о том, что если каким–нибудь образом выпилить бесполезные 80% людишек, оставив лишь полезные 20, то наступление светлого социалистического будущего окажется уже не за Альпийскими горами — публично называет его "великим государственником".
Упомянутая же выше знойная товарищ Балабанова — преподает Бенито основы феминизма и немецкий язык, попутно разбивая ему сердце. Что, в определенной степени, доказывает вредность идей женской эмансипации. Ведь придерживайся Анжелика Исааковна чуть более традиционных взглядов на брак и семью — история Италии (да и всего мира) могла бы сложиться совершенно иным образом.
Так или иначе, но затаив до поры в глубине души некоторые предубеждения против дочерей дома Израилева, Бенито пытается найти утешение в тяготах и лишениях военной службы, с каковой целью в декабре 1904 года возвращается в Италию, где присоединяется к берсальерскому полку.

Два года спустя, уволившись в запас, Муссолини наконец–то получает вожделенную должность школьного учителя. Деятельность его на этом поприще характеризуется двойственностью. С одной стороны, он имеет большой успех у детишек, которых учит не любить религию и ругаться матом. С другой — встречает горячее неодобрение родителей этих детишек. Что, в принципе, не слишком удивительно. Вот как бы вы сами отнеслись к тому, что педагог вашего ребенка — пусть и не Гитлер, но все же целый Муссолини?
Ситуация осложняется еще и тем, что параллельно Бенито продолжает труды и на ниве журналистики, постепенно приобретая все большую известность в этом качестве и дорастая до должностей главреда мелких социалистических газеток. В целях конспирации подписывая свои статьи псевдонимом "Истинный еретик". Мало того, он не ограничивается просто бумагомаранием, но активно участвует в акциях прямого социалистического действия, типа организации забастовок и проведения несанкционированных митингов, переодически заезжая за это на пятнадцать и более суток.
По этой причине он вынужден довольно часто менять школы и переезжать с места на место. До тех пор, пока 6 февраля 1909 года судьба не заносит его в Тренто. Где его мировоззрение (в первый, но далеко не последний раз) внезапно делает крутой поворот.
Поскольку там, в Тренто, водятся ирредентисты.

Тут требуется сделать политико–географическое пояснение.
Как я уже отмечал в посте про Гарибальди, Италия — очень молодое государство. На момент описываемых здесь событий — ему всего–то около 50 лет от роду. Еще живы те, кто воочию видел дней Гарибальдевых прекрасное начало. У остальных же — имеются даже не диды, воевавшие за освобождение от иностранной оккупации, а вполне еще отцы. Поэтому национально–патриотические настроения в тогдашнем итальянском обществе, как, надо полагать, и в большинстве новорожденных государств, были крайне сильны.
Что же до Тренто, то его Гарибальди, будучи увлеченным своей идеей фикс об освобождении Рима от Пап, присоединить к Италии то ли не успел, то ли попросту забыл. И по решению Венского конгресса еще 1815 года — Тренто, как и вся область Трентино — Альто–Адидже, входил в состав Австрийской империи под названием Южный Тироль.
Во времена прибытия туда Муссолини дела обстояли следующим образом: бОльшая часть тамошнего италоязычного населения хотя и ворчала слегка на австрияков, но раскачивать лодку с целью присоединения к Итальянскому королевству особо не рвалась, полагая, что при австрийцах есть какой–никакой орднунг, стабильность, рожь и овощи. Однако имелась пусть и относительно малочисленная, но весьма активная и шумная группа гражданских активистов, которая размахивала итальянскими триколорами, кричала "Тренто наш!" и вообще активно поддерживала идеи построения Трентской Народной Республики в частности и "итальянского мира" в целом. Вот они–то и именовались "ирредентистами".
(Интересно, что всего лишь сорок с небольшим лет спустя — ситуация развернется на 180 градусов. По теперь уже итальянскому Тренто с криками "Судтироль наш!" будут бегать другие активисты, немецкоязычные. И даже не просто бегать, а устраивать натуральную партизанскую войнушку со взрывами, перестрелками и кучей трупов. Собственно, они до сих пор там так и бегают, правда стрелять прекратили в конце 80–х годов. Короче, не везет как–то этому Тренто.
Но вернемся к нашей истории.)

"Ага!" — сказал себе свежеприехавший Муссолини, полюбовавшись некоторое время на эту движуху. После чего сел за стол и в промышленном масштабе принялся строчить корреспонденции, в которых его обычные абстрактные и интернациональные капиталисты–эксплуататоры вдруг как–то резко превратились во вполне конкретных "австрийских капиталистов–эксплуататоров".
"Ага! — сказали ирредентисты, ознакомившись с содержанием муссолиниевской писанины. — Движение наше на национальное освобождение велико и обильно, но порядка в нем нет. Приходи, Бенито, и будь нашим вождем!"
"Да я как бы не претендую, мне за державу обидно... — скромно шаркая ножкой и старательно пряча довольную ухмылку отвечал Муссолини. — Но ладно уж. Уговорили, чертяки языкастые! Побуду немножко вашим Дуче, так уж и быть."
Короче, идея эта страшно понравилась всем заинтересованным сторонам. Кроме австрийских властей. Которые уже 10 сентября все того же 1909 года последовали доброму примеру своих швейцарских коллег и вышвырнули Муссолини из Тренто за антиправительственную агитацию.
В силу того, что, как уже сказал выше, патриотические настроения были весьма сильны, тут уже возмутилась вся Италия. Негоже, мол, с нашими гражданами так обращаться! Что эти австрияки себе вообще позволяют?! Дело о депортации Муссолини дошло аж до парламентских слушаний.
Буквально в одночасье из скромного заштатного журналиста–социалиста Бенито превратился в имеющего всеитальянскую известность патриота–государственника. Что было довольно забавно, поскольку именно на волне этого успеха он усилил свою антигосударственную деятельность, приобретая все больший вес и влияние в Итальянской социалистической партии. Так, например, 25 сентября 1911 года Муссолини принимает активное участие в манифестациях против итало–турецкой войны за Ливию, которую именует не иначе как "актом международного бандитизма", а итальянский государственный флаг — так и вообще обзывает "тряпкой, которую следует воткнуть в кучу навоза".

Слегка обидевшиеся на это итальянские власти на год упекают его в каталажку, чтоб посидел, значит, подумал об отношении к государственной символике. Но поскольку он, Муссолини, как тот кот Шрёдингера, един в двух лицах — одновременно и антипатриот (см. "флаг") и патриот (см. "Тренто") — суд высшей инстанции сокращает срок наполовину. Более того, из этой отсидки Бенито вообще извлекает сплошные профиты, ибо его антипатритическая ипостась, а именно ее, ипостаси, способность столь цветисто выражаться — вызывает бурные восторги его коллег–социалистов. Настолько бурные, что откинувшегося с кичи Муссолини уже ждет теплое местечко главного редактора газеты "Avanti!", официального печатного органа всея Социалистической партии.
Первым же распоряжением свежеиспеченный главред выписывает из Швейцарии, в качестве своего заместителя, товарища Балабанову. Уж не знаю какие там редакционные статьи они с ней обсуждали за закрытыми дверями редакторского кабинета, той зимой 1912 года. В любом случае, исторический шанс был вновь упущен. К тому моменту Бенито уже два года как сожительствовал со своей будущей женой, Ракель Гуиди. Которая, кстати говоря, была дочерью тогдашней любовницы его папаши, Муссолини–старшего. Что, вне всякого сомнения, свидетельствует о глубокой приверженности будущего диктатора семейным традициям и ценностям.
И так бы оно, в духе тихой семейной идиллии, и продолжалось если бы июльским днем 1914 года Гавриле Принципу не захотелось поохотиться на эрцгерцогов.

С началом Первой мировой войны в итальянском обществе разворачивается широкая общественная дискуссия на тему стоит ли в нее, войну, влезать?
Будучи пацифистом старой закалки, Бенито в своих статьях и высказываниях последовательно придерживается тезиса "нахрена нам война, пошла она на". Что вполне соответствует общей политической линии социалистов. Пускай, мол, капиталисты там друг друга поубивают, нам, пролетариям, потом больше достанется.
Но все меняется 18 октября 1914 года. В "Аванти!" появляется большая статья за подписью главреда Муссолини, суть которой сводится к следующему: "Вы знаете, я передумал. Война — это модно, прогрессивно и молодежно! Глупые капиталисты дадут нам, пролетариям, оружие, которым мы сначала поубиваем всех иностранных врагов, а потом, чтобы два раза не вставать — поубиваем и самих капиталистов".
Социалистическая партия слегка офигевает от такого переобувания на ходу, все бегают и вопрошают друг друга: "что это вообще за херня в нашей собственной газете?!"
Обратить этот вопрос им стоило бы к человеку по имени Шарль Дюма, французскому депутату. Именно он, от имени и по поручению французского правительства, вручил Бенито ту самую херню. Если говорить более конкретно, херня представляла собой десять миллионов франков. За то, чтобы он, Бенито, слегка порекламировал вступление Италии в войну на стороне Антанты.
Однако спросить Шарля никто ни о чем не догадался, хотя упорные слухи о том, что Муссолини купили — ходили уже тогда. Все ограничилось тем, что Бенито впереди собственного визга вылетел из редакторского кресла "Аванти!" Что, впрочем, его нисколько не расстроило, ибо предприниматель Филиппо Налди, еще один французский эмиссар, незамедлительно отсыпал ему денег на открытие собственной газеты Il Popolo d'Italia — "Народ Италии".
И вы еще спрашиваете, почему никто не любит французов? Тогда они идут к вам!

Обретя собственную газету, Муссолини, во–первых, продолжил с увлечением расписывать прелести и радости войны, а, во–вторых, обрушился с убийственной критикой на недавних коллег–социалистов–пацифистов. Настолько обидной, что еще один бывший главред "Аванти!" Клаудио Тревес не выдержал и вызвал Бенито на дуэль. В буквальном смысле. Дуэль состоялась в марте 1915 года. Рубились на саблях, аж целых 25 минут. В результате Тревес получил ранение предплечья, а Муссолини, внезапно, — ранение уха. После чего, обеспокоенные состоянием этого жизненно важного органа Дуче, секунданты их растащили, хотя оба дуэлянта и выражали горячее желание продолжать. Что, без сомнения, характеризует их как очень мужественных людей, совершенно при этом не умевших фехтовать.
С целью повышения фехтовальных скиллов, расстроенный Муссолини пытается добровольцем записаться в армию. Благо 23 мая 1915 года Италия все же объявляет войну Австро–Венгрии. Впрочем, пофехтовать с австрияками ему удается не сразу, поскольку добровольцем его не берут, а призывают на общих основаниях лишь в августе того же года. Пускай он там пока повоюет, а мы вернемся несколько назад во времени, вновь в октябрь 14–го.

Когда речь заходит об этимологии слова "фашизм", традиционно, как правило, вспоминают ликторские фасции. Да, это верно. Но лишь отчасти. В итальянском языке слово fascio — буквально означает "связка, пучок, охапка". В более же широком смысле — "союз (людей), группа, ячейка". Впервые в этом значение fascio начинает употребляться еще в 19 веке. Так, например, существовали Fasci siciliani dei lavoratori — "Сицилийские союзы рабочих" — социалистическая организация, боровшаяся за права рабочих и крестьян. Несколько затруднительно предположить, что нищие сицилийские крестьяне испытывали такой уж сильный пиетет перед древнеримской имперской эстетикой. Несколько позднее термин становится общеупотребительным названием для радикальных групп, вне зависимости от их политической принадлежности и ориентации.
Так вот, 5 октября 1914 года появляется манифест под названием Fascio rivoluzionario d'azione internazionalista — Революционный союз интернационального действия. Ни к собственно фашистам (в традиционном современном понимании этого термина), ни к фашистской эстетике он не имел отношения (напомню, что Муссолини вдруг перестанет быть няшей и пацифистом лишь через 13 дней после того, 18 октября). Манифест провоенный и среди подписавших его — представители левых профсоюзных и социалистических организаций (отдадим Муссолини должное — он не был единственным переобувшимся). На основании этого манифеста, 11 декабря 1914 года, рождается организация под названием Fascio d'azione rivoluzionaria — Союз революционного действия. Вот в ее создании уже принимает активное и ключевое участие и осваивающий французское бабло Муссолини. Но это все еще не фашисты, а вполне себе социалисты и синдакалисты, только за войну. Да, позднее, в 19–ом году, они практически в полном составе перетекут в Fasci italiani di combattimento — Итальянский союз борьбы, переобувшись еще один раз, теперь уже в истинных фашистов. Но об этом мы поговорим несколько ниже. Этим же запутанным абзацем я пытаюсь сказать лишь то, что фашисты скорее подогнали свою будущую эстетику под уже имевшееся слово, а не наоборот — придумали самоназвание исходя из эстетики.
Ладно, вернемся к нашему герою. Как–то ему там воюется с австрияками?

А воевалось ему весело и задорно. Ну, во всяком случае, такой вывод можно сделать по его собственным фронтовым корреспонденциям. Их, корреспонденций, стиль и содержание с легкостью может представить любой, кто читал "Бородино" Лермонтова. В них присутствуют настолько буквальные совпадения, что закрадывается невольное подозрение, что Лермонтова читал (и конспектировал) и сам Дуче. Есть там и "да, были люди в наше время...", и "не могут что ли командиры чужие изорвать мундиры...", и "полковник наш рожден был хватом...", и "вам не видать таких сражений..." и даже "забил заряд я в пушку туго..." (Муссолини был минометчиком). Вот этот–то заряд его и подвел. Поскольку и миномет и соответствующая мина были made in Italy. Те, кто когда–нибудь владел Фиатом, наверное уже догадались, чем кончилось. Туго забитый заряд рванул прямо в стволе.
Раненный итальянской промышленностью в ногу (буквально) и в сердце (фигурально) Бенито оказался в госпитале. Там, в госпитале, наш поверженный герой удостаивается визита аж самого короля Италии Витторио Эмануэле Третьего. (Внимание, не путать с его дедом, Витторио Эмануэле Вторым, которого мы встречали в посте о Гарибальди! Этот новый Витторио — мало того, что не обладал такими замечательными усами, так и вообще, как мы еще увидим в дальнейшем, был плохим, негодным королем–редиской.) Собственно, король приезжал не лично к Муссолини, а просто в госпиталь, и потому вряд ли запомнил ту первую встречу. Но вот Бенито встречаться с королем понравилось и, опять же — как мы увидим в дальнейшем, он предпримет все шаги к скорейшему возобновлению знакомства.

А пока, в июне 1917 года, излеченный и демобилизованный Муссолини возвращается к руководству своим "Народом Италии". И немедленно начинает задвигать в нем телеги о том, что только раненные на колчаковских... эмм... на германских фронтах герои достойны называться будущей элитой и правящим классом Италии. А кто не служил — не мужик! Впрочем, отдадим ему должное — он не жадный. И посему стремится предоставить место в элите как можно большему количеству соотечественников (читай — отправить их всех на фронт). А для этого — война должна продолжаться как можно дольше.
"Йес! Йес! — поддерживает его гадящая англичанка, в лице главы римской резидентуры MI5 и будущего министра иностранных дел Великобритании Самюэля Хора. — Вы есть рекламировать война, а мы есть давать вам сто английский фунт в неделя! Юнайтед ви стэнд!"
"Си, си! Сиамо д'аккордо!" — поддакивают жиреющие на военных контрактах итальянские промышленники, вытаскивая из карманов бумажники.

С целью отстаивания своего неотъемлемого права гнать газетную заказуху, Муссолини решает в очередной раз переобуться. На этот раз — в либерала и ревнителя свободы слова. Он пишет, цитирую: "Мы, прежде всего — либералы, т.е. люди, которые любят свободу для всех, в т.ч. и для противников.... Мы сделаем все возможное, дабы предотвратить цензуру и сохранить свободу мысли и слова, кои представляют собой одно из высочайших достижений человеческой цивилизации." Конец цитаты.
Красиво сказано, да. Но чего–то подобного — это вам любой самый заштатный либералишка легко наплетет с три короба. Матерый же либералище Муссолини — не просто говорил. Он действовал.
23 марта 1919 года в Милане, на площади Сан Сеполькро, состоялась презентация организации под названием Fasci italiani di combattimento, которую мы уже мельком упоминали выше. По подсчетам самого Муссолини в тот день на площади присутствовало человек пятьдесят. Впрочем, цифра эта имела тенденцию каким–то магическим образом все время увеличиваться, и к 30–м годам уже несколько сотен человек клятвенно заверяли, что они тоже были там в тот день. Поскольку обрести статус "сансеполькриста", вдруг стало очень и очень выгодно. Ибо там, на Сан Сеполькро, и родился итальянский фашизм в том виде, в котором мы его знаем и любим.
Короче, с присущей ему непосредственностью, Муссолини решил защищать демократию и свободу слова весьма своеобразным способом — создав легион боевиков–чернорубашечников. А кто против свободы слова (ну, в смысле — против свободы слова Муссолини) — того мы будем бить по морде! По наглой красной морде!
Защита означенной свободы началась с нападения на редакцию "Аванти!" и ее разгрома. Не, ну действительно, а чо они как эти?!.. Впрочем, Муссолини старательно дистанцировался от происшествия, хотя и одобрил его. И, под предлогом опасности "красной контратаки", начал в промышленных масштабах завозить в редакцию "Народа Италии" оружие и взрывчатку.

16 ноября 1919 года состоялись парламентские выборы. Участвовавшие в них фашисты не смогли провести ни одного депутата. Даже в Милане, где баллотировался лично Муссолини, они набрали всего лишь 4675 голосов. В довершении всех бед Бенито еще и арестовали (правда быстро отпустили) за хранение той самой взрывчатки.
По зрелом размышлении, Муссолини решает, что такая хуйня происходит по той простой причине, что народ тупо не врубается в разницу между ними, фашистами, и социалистами. Собственно, в этом и не было ничего удивительного. В январе 1921 года от Социалистической партии откололось самое левое крыло, образовав Итальянскую коммунистическую партию. Заметно поправевшие в результате раскола социалисты теперь могли смотреться в фашистов буквально как в зеркало. Да и от коммунистов, честно говоря, фашисты отличались лишь тем, что первым, в отличие от вторых, вовремя не занесли бабла.
Сила ночи, сила дня — одинакова хуйня.
Нужно было что–то менять.

Думаю, вы уже догадались, что делает наш герой. Правильно. Переобувается еще раз.
Если до этого момента фашисты (как ни парадоксально это звучит) были скорее левой партией, то теперь Муссолини заявляет: не желаю больше защищать интересы вонючих пролетариев, а желаю быть владычицей морск... тьфу ты!.. желаю отстаивать интересы крупного, среднего и мелкого капитала! Право руля!
— И каких же образом ты эти наши интересы собираешься отстаивать? — интересуются крупные, средние и мелкие капиталисты.
— А вот, скажем, если будут у вас проблемы с профсоюзами, — отвечает Бенито, — забастовки там, вся хурма — так мои парни подъедут и...
— Шат ап энд тейк аур мани! — не дают ему договорить капиталисты.
Как мы помним, основное ядро сансеполькристов состояло из бывших профсоюзных активистов и синдакалистов. А, как известно, лучший надсмотрщик — бывший раб. (Кстати, глядя на метаморфозы Муссолини, поневоле приходишь к выводу, что лучший правый — бывший левый. И наоборот, соответственно.) Поэтому уборщицы не успевают сметать в кучи выбитые левацкие зубы, а деньги в партийную кассу текут рекой.

Дела обстоят столь успешно, что в преддверии следующих парламентских выборов года фашисты получают приглашение от Джованни Джиолитти, многократного премьер–министра Италии и лидера Либеральной партии, вступить в электоральный антисоциалистический "Национальный блок", состоящий из самих либералов, националистов, представителей некоторых других правых сил, а теперь еще — и фашистов. На выборах 15 мая 1921 года блок демонстрирует весьма неплохие результаты: 105 избранных депутатов, из них 35 — фашисты, включая и самого Муссолини.
Обретя личную депутатскую неприкосновенность, Бенито окончательно перестает стесняться и спускает чернорубашечников (получивших к тому времени название "сквадристы") с цепи. Градус уличного насилия резко возрастает. И, поскольку всегда приятнее быть среди тех, кто бьет, чем среди тех, кого бьют — множатся и ряды самих сквадристов.
Не все шло так уж гладко. В результате того, что в своей предыдущий реинкарнации Муссолини слишком уж заигрался в либерализм и свободу слова, предоставив эту свободу в т.ч. и собственным верным абрекам и кунакам — чернорубашечное войско начало роптать, что, мол, Дуче–то ненастоящий, и даже частично взбунтовалось. Впрочем, инцидент удалось замять путем переговоров. Однако, с целью недопущения подобного в дальнейшем — Муссолини прибегает к масштабной реорганизации своего колхоза. И 7 ноября 1921 года Итальянский союз борьбы преобразуется в Partito Nazionale Fascista — Национальную фашистскую партию. В каковом качестве и просуществует до 1943 года.

Не ограничиваясь лишь административными мерами, Дуче переходит к наглядной демонстрации того, что он действительно Дуче, а не хрен собачий. Переформатированные согласно принципу единоначалия отряды чернорубашечников растут, обучаются и вооружаются. Начинается подготовка в фашистской революции. Благо, что в феврале 1922 года премьерский пост получает Луиджи Факта, правитель слабый и даже не лукавый. Сквадристские отряды беспрепятственно заходят в муниципалитеты различных итальянских городов и выкидывают обитающих там чиновников на улицу, сообщая им, что "мы здесь власть!" Не видя адекватной реакции правительства, левые пытаются сопротивляться, организуя забастовки. Это не только не помогает, но даже скорее мешает. Так, например, в разгар забастовки миланских трамвайщиков сквадристы врываются в депо и силой заставляют бастующих выйти на маршруты, снабдив трамваи табличками "Бесплатно. Подарок от фашистов."
24 октября в Неаполе Муссолини принимает парад из 40 тысяч чернорубашечников, заявляя о праве фашистов править Италией. И приходит к выводу, что настала пора возобновить столь приятное его сердцу знакомство с королем.

27 октября начинается Марш на Рим. Из разных концов страны в сторону столицы выдвигаются походные колонны фашистов. По разным оценкам — от 30 до 300 тысяч человек. (Впрочем, учитывая удивительные метаморфозы, которые происходили с численностью сансеполькристов — стоит признать, что первая цифра все же, скорее всего, гораздо ближе к реальности.) Путь не близкий, поэтому идут они до 31 октября. Сам Муссолини в это время успешно применяет чапаевскую картофельную тактику, отсиживаясь в глубоком тылу, в Милане.
Король поставлен перед необходимостью принимать какое–то решение. Премьер Факта и генерал Пьетро Бадольо убеждают его объявить военное положение. Бадольо утверждает, что вся история закончится с первым же ружейным залпом и запрашивает соответствующих полномочий. И вряд ли генерал ошибался. Войска были верны королю. Народ был верен королю. Мало того — даже сами чернорубашечники были верны королю. То, что они были фашистами, никак не мешало многим из них, включая представителей командной верхушки, по совместительству быть еще и монархистами. И если бы он, король, даже не приказал стрелять, а хотя бы просто сказал "баста!" — велика вероятность, что все бы просто развернулись и спокойно пошли по домам.
Вместо этого Витторио Эмануэле (Третий, не Второй, не путайте!) начинает торговаться с Муссолини, предлагая тому пост министра иностранных дел. Видите, я же предупреждал, что это был плохой, глупый король! Предыдущий Витторио Эмануэле (Второй, не Третий!), как вы возможно помните, не зассал силой оружия остановить аж самого марширующего на Рим Гарибальди. И это при том, что даже в самом расцвете могущества Муссолини был против Красного дьявола, что тот плотник супротив столяра. Вот что усы животворящие делают! Отсюда мораль: будете выбирать короля — выбирайте как можно более усатого.
Иностранными делами Муссолини заведовать не пожелал. Тут, как на зло, к королю прибежали еще и представители бизнес–сообщества и плотно присели ему на уши, что, мол, Бенито — нормальный, ровный пацан. И вообще — придет, порядок в стране наведет! Старательно обходя вниманием тот факт, что основной причиной текущего беспорядка являлся все тот же Бенито.
Короче, 29 октября 1922 года Витторио Эмануэле поручает Муссолини сформировать коалиционное правительство. Пропал калабуховский дом.

Нет, не поймите неправильно. Произошедшее еще отнюдь не означало автоматически, что Муссолини достиг абсолютной власти. Хотя он сам публично и бил себя пяткой в грудь, похваляясь, что не присвоил себе диктаторские полномочия исключительно в силу огромной личной скромности, но все же было достаточно очевидно, что фашистская революция власть не взяла. Ей ее скорее просто подарили, поленившись связываться. Разумеется, уже и одно это являлось огромным успехом. Однако в тот момент в Италии все еще сохранялся работоспособный парламент, который, к удивлению некоторых современных парламентариев, даже вполне был местом для дискуссий. Так, например, при утверждении кандидатуры Муссолини на должность премьер–министра — депутатские голоса разделились в пропорции 306 "за" на 116 "против".
А потому, узаконив попутно существование чернорубашечников, которые с 14 января 1923 года официально именовались "Добровольной милицией общественной безопасности", Бенито начинает готовиться к следующим выборам. К этой проблеме он подходит с присущими ему выдумкой и изобретательностью. 15 июля 1923 года депутат от фашистов Джакомо Ачербо представляет законопроект, при взгляде на который наш любимый В.Е. Чуров плакал бы горючими слезами зависти. В соотвествии с ним, с законом, партия, набравшая на выборах более 25% от общего числа голосов, получала... тадам!.. 2/3 (т.е. 66%) парламентских мест. Фашистам пришлось изрядно попотеть, чтобы протащить этого диковинного зверя даже через вполне лояльный текущий парламент. Но все же они справились, они были настырными парнями и тоже умели делать предложения от которых невозможно отказаться.

Далее, шпаря прямо по политтехнологическому учебнику, Бенито приступает к развлечению итальянского народонаселения маленькими (даже скорее крошечными) победоносными войнушками.
27 августа 1923 года на границе Греции и Албании греками была по ошибке расстреляна итальянская военная миссия, занимавшаяся, в соотвествии с международным соглашением, демаркацией этой самой границы. В ответ — Муссолини посылает в Ионическое море четыре броненосца, которые, после непродолжительной бомбардировки, оккупируют остров Корфу. Понимая, что это ставит все прогрессивное человечество перед лицом угрозы лишиться будущего шедевра Джеральда Даррелла "Моя семья и другие животные", греческое правительство спешно выплачивает репарации и контрибуции, после чего победоносная итальянская эскадра отбывает восвояси.
27 января 1924 года в Риме был подписан договор между Италией и Югославией, формально закреплявший аннексию в пользу Италии города Фиуме (современная Риека). Собственно, особой заслуги Муссолини в этом не было, поскольку еще в 1919 году этот самый Фиуме захватили дезертиры (sic!) из итальянской армии, под предводительством поэта (sic!) Габриеле Д'Аннунцио. Так что Муссолини было достаточно просто официально зафиксировать этот факт на бумаге.
15 июля того же года Италия оттяпала у Занзибара Джубаленд в пользу Сомали. В переводе на более человеческий язык, это означает, что какая–то дремучая африканская пердь из состава британской колонии перешла в состав колонии итальянской. По правде сказать, никто за нее даже не воевал, ее просто купили за 25 тысяч фунтов сразу и тысячу в год сверху. Но какая разница? Ведь никто не мешал Муссолини сообщить вверенному ему народу, что империя–то, мол, наша — того! Растет и ширится!

Короче, вверенный народ был приятно удивлен столь очевидными международными успехами своего нового энергичного лидера. Настолько приятно, что на выборах 6 апреля 1924 года блок Муссолини получает аж 64,9% голосов избирателей. Что было лишь немногим меньше тех 66%, которые он в любом случае получил бы в соответсвии с законом Ачербо. Правда, столь сокрушительному успеху способствовал еще и некоторый административный ресурс, включавший избиения оппозиционных кандидатов, погромы в газетных редакциях и типографиях, разгоны собраний и манифестаций и прочие продукты трудовых фашистских будней.
Но опять же — избранный парламент не был чисто профашистским. 30 мая 1924 года депутат от социалистов Джакомо Маттеотти выступает с докладом, в котором изобличает злоупотребления фашистов в ходе выборов и требует отмены их результатов. Жаркие парламентские баталии по этому поводу продолжаются вплоть до 10 июня, когда повестка дня меняется. Социалисты уже даже больше не спрашивают, куда делись украденные у них голоса. Поскольку теперь они вынуждены поинтересоваться — а куда делся сам Маттеотти?!
Пропавший депутат обнаруживается лишь через несколько недель, в от души истыканном ножами состоянии. И это едва не приводит к локальному зомби–апокалипсису для Муссолини, поскольку Маттеотти–труп внезапно оказывается на несколько порядков более опасным противником, нежели Маттеотти живой.

Хинт на будущее: если вам вдруг доведется стать фашистским диктатором — никогда не приступайте к политическим убийствам, не задушив предварительно оппозиционные СМИ. В противном случае — вы рискуете заполучить натуральный шитшторм на свою голову. Что и произошло с нашим героем.
Причина убийства Маттеотти настолько очевидна, что никто не предпринимает даже попыток ее скрывать. Более того, довольно быстро ловят и убийц — троих членов фашистской партии, которые клятвенно заверяют, что действовали по собственной инициативе. Чему не верит никто, включая самих фашистов. Умеренные члены партии в массовом порядке кладут партбилеты на стол. Отставки просят даже некоторые члены собственного муссолиневского кабинета. Про реакцию оппозиции можно, думаю, даже не говорить. Значительная часть депутатов в знак протеста покидает парламент (что, прочем, было хотя и благородно, но очень глупо, поскольку чуть позже послужило весьма на руку Дуче). Коммунисты, которым, как и всегда, больше всех надо, с криками "за Маттеотти!" убивают фашистского депутата Казалини. Радикальное крыло фашистов вопрошает — чего это коммунистам теперь можно, а нам нельзя?! И снова заводит старую шарманку про "Дуче–то ненанастоящий!" Начинаются массовые уличные столкновения. Вся Италия, от мала до велика, целыми днями бегает, орет и чего–то беспрестанно требует от бедняги Муссолини. Который от расстройства при виде такого бедлама даже зарабатывает язву.
Король же, вместе с вверенными ему вооруженными силами, напротив — берет на себя традиционные функции народа. А именно — безмолвствует. (Плохой, плохой королишка! Фу таким быть!) Муссолини, впрочем, тоже выжидает. Но, в отличие от короля, он выжидает со вполне определенной целью, попутно расставляя на удачно освобожденные мягкотелыми предателями места в партии и правительстве надежных и проверенных товарищей. Дождавшись же, пока все в достаточной степени набегаются,выпустят пар и выдохнутся, 3 января 1925 года Дуче выступает перед парламентом с речью о том, что если кто–либо всерьез считает его виновным в убийстве Маттеотти — то пусть этот кто–то возьмет веревку и повесит его, Муссолини, прямо здесь и сейчас, в этом зале. Вешателей, однако, как–то не находится. Да и откуда им, собственно, было взяться, если ранее оппозиция парламент покинула? А посему — постановив, таким образом, считать себя полностью оправданным по всем пунктам обвинения — Бенито дает тем самым свежераставленным проверенным товарищам отмашку начать широкую кампанию по контролю над прессой и посадкам разного рода активистов. Под замес по наведению порядка попадают все, без особого разделения на своих и чужих. Так, например, самой первой была закрыта газета La conquista dello Stato, орган умеренных фашистов.

Нельзя сказать, что все это далось Муссолини так уж легко и играючи. В период 25–26 гг. только на его жизнь покушались четырежды, как минимум. Правда, в чисто физическом плане самое тяжелое ранение нанесла ему выпускница стрелковых курсов для слабовидящих им. Фанни Каплан, англичанка Виолет Гибсон, умудрившаяся с близкого расстояния поразить из револьвера выдающийся нос диктатора. Что даже не смогло отбить у него политический нюх. Остальные же горе–террористы и вовсе стреляли и бросали бомбы чуть ли не в противоположную от цели сторону.
В любом случае, вовсе не во времена Марша на Рим, но именно в тот период и свершалась настоящая фашистская революция. И протекала она не на улицах, под "хрум–хрум!" ботинок чернорубашечников, а под скрип перьев чиновников, в тиши кабинетов. Муссолини, как опытный любовник, завоевывал Италию не силой, а лаской.
Энцо Бьяджи, один из величайших итальянских журналистов 20–го века, бывший партизан и человек, которого даже злейший враг не смог бы обвинить в излишних симпатиях к фашизму и фашистам, писал: "Муссолини был гигантом. Я расцениваю его политическую карьеру, как шедевр. Если бы он не увлекся войной бок о бок с Гитлером, то спокойно умер бы в своей постели, воспеваемым и почитаемым. Итальянский народ был счастлив быть управляемым им, по единодушному согласию."

Весной 25–го года выходят в свет законы, предусматривающее новый порядок заключения коллективных трудовых договоров, в обязательном для исполнения порядке значительно расширяющих права трудящихся. Причем индивидуальные трудовые контракты отныне могут отличаться от этих коллективных исключительно в лучшую для работника сторону. Вводится строгий контроль за условиями труда женщин и несовершеннолетних. Появляется специальный орган, призванный обеспечивать досуг рабочих и служащих, развивать физкультуру и массовый спорт, а равно интеллектуальную деятельность трудящихся. Несколько позднее, уже в 33–м году, впервые в итальянской истории возникнет и государственная пенсионная система.

Какие ассоциации у вас возникают, когда вы слышите словосочетание "японский автомобиль"? А теперь представьте, что эти слова вы услышали году, этак, в 1920–ом. Подозреваю, они бы для вас имели несколько другое значение. Так вот, Муссолини имел для итальянского сельского хозяйства примерно такое же значение, как Киичиро Тойода для японской автопромышленности. В начала 20–го века Италия, будучи аграрной по сути страной, являлась крупным импортером зерна и пищевых продуктов в целом, временами даже умудряясь жить впроголодь. Более того, необходимость закупок продовольствия приводила к перманентному дефициту национального бюджета.
В июне 1925 года Дуче объявляет начало "Битвы за зерно". Причем это была отнюдь не кампанейщина с распахиванием целины и охотой на воробьев. Всего за семь лет от начала программы — по сборам зерна с гектара Италия вышла на первое место в мире, в буквальном смысле догнав и перегнав (со значительным отрывом) Америку, предыдущего лидера по этому показателю. В результате удалось почти вдвое снизить импорт и заткнуть дыру в бюджете. Да, были, разумеется и косяки, но в целом, с точки зрения среднестатистического итальянца — это привело к появлению более дешевой и, одновременно, более калорийной еды.
Так что берегись, юзернейм: жуя сегодня санкционную Бариллу или Мулино Бьянко — ты продолжаешь дело Муссолини! (Обратите внимание, товарищ курирующий офицер — у меня тут вовсе не пропаганда фашизма, а очень полезный для нашего государства и общества пост.)

В 28–32 гг. воплощается программа по осушению болот. Что, в комплексе с созданием эффективной государственной системы здравоохранения приводит к существенному снижению заболеваемости туберкулезом, оспой, бешенством и прочими пиздецомами.

20 октября 1925 года Дуче посылает в Палермо своего спецуполномоченного Чезаре Мори, поставив перед ним задачу окончательного решения мафиозного вопроса. Что тот с блеском и проделывает, не особо заморачиваясь со всякими мелочами типа доказательств, а просто тупо и методично отправляя всех в тюрьмы. Это, в принципе, даже и логично. Чего там доказывать, если на Сицилии и так каждая собака знает, кто тут мафиози, а кто нет? Есть, правда, мнение, что самая мафиозная верхушка все равно уцелела, вовремя слившись в экстазе с высшим эшелоном фашистов. Но, в любом случае — это была самая эффективная антимафиозная операция в итальянской истории.

Муссолини мы обязаны даже тем, что современные итальянцы говорят по–итальянски, а не сотнях собственных диалектов, в которых без поллитры не разберешься. Журналист по профессии, важнейшим СМИ он полагал радио. А кинематограф, как социалист–ленинист по происхождению — важнейшим из искусств. В результате, чтобы разобрать, что же там лопочут дикторы и актеры — всей Италии пришлось срочно садиться за парты и учить собственный язык.
Короче, с точки зрения обычного итальянского обывателя — жить при Муссолини действительно стало лучше, жить стало веселей.
До поры, впрочем.

В этих же 25–26 гг. были приняты и так называемые Leggi fascistissime, что дословно значит... ммм... как образовать превосходную степень от прилагательного "фашистские"? Фашистейшие? Короче — уберфашистсткие законы.
Во–первых, теперь Муссолини официально именовался "Capo del governo primo ministro segretario di Stato", что и по содержанию и по смыслу соответствует чему–то вроде: "Президент премьер–министр адмирал–генерал Аладин". И не просто именовался. Отныне он не подчинялся вообще никому, кроме короля. И, поскольку о профессиональных качествах этого короля мы с вами уже немножко в курсе — это незначительное обстоятельство можно было смело не принимать во внимание.
Во–вторых, запрещались любые забастовки и вообще профсоюзная активность в целом, за исключением официальных фашистских профсоюзов. Политические партии и общественные организации, представляющие опасность для существующего государственного строя, подлежали роспуску и запрету. А, поскольку в стране была одна–единственная партия, которая априори не представляла опасности для фашистского режима — собственно Фашисткая партия, она и осталась единственной разрешенной. Помимо этого официально вводилась цензура любых СМИ.
В–третьих, менялось избирательное законодательство. Выборы в парламент теперь выглядели так: Большой фашистский совет, под председательством Муссолини, вырабатывал список кандидатов (на весь парламент сразу), а гражданам предлагалось этот список либо одобрить, либо нет.
Ну и плюс всякое по мелочи — смертная казнь за антигосударственную деятельность, учреждение секретной полиции и т.п.
Короче, вот теперь Муссолини действительно стал полноценным диктатором.

Но народ, как мы уже выяснили выше, вовсе не роптал. На выборах 24 марта 1929 года тот самый утвержденный БФС список кандидатов в парламент получил одобрение 98,4% избирателей при явке в 90%.
Так некоторое время и жили. Детей растили (в рамках программы повышения рождаемости был введен налог на холостяков и, наоборот — материальные поощрения молодоженам и многодетным семьям), дома строили (вот тут был пост про фашистскую архитектуру), международные договоры подписывали (14 июня 1934 года Муссолини впервые лично встречается с Гитлером, причем они друг другу не понравились), Дуче любили.
Короче — хорошая жизнь. Живи, Бенито, да радуйся!
И все бы хорошо, да что–то нехорошо.
Лег однажды, в декабре 1934 года, Бенито спать. Но не спится ему — ну, никак не засыпается.
Вдруг слышит он на улице топот, у окон — стук. Глянул Бенито, и видит он: стоит у окна всадник. Конь — вороной, сабля — светлая, а сам он — негр.
— Эй, вставайте! — крикнул всадник. — Пришла беда, откуда не ждали. Вы только не смейтесь, но на нашу молодую фашистскую диктатуру вероломно напала Эфиопия.

А дело было так. Еще в конце 19–го века новорожденное Итальянское королевство, в попытке обзавестись, как и подобает любому уважающему себя государству, собственными колониями оттяпало у Эфиопии Эритрею и Сомали (точнее — Итальянское Сомали). Собственно, оно намеревалось оттяпать всю Эфиопию целиком, но с треском проиграло войну тамошним неграм. И даже было вынуждено, как последний лох, выплатить им контрибуцию.
На момент описываемых событий, граница между Эфиопией и Сомали проходила в 21 миле от морского побережья региона Бенадир. Вот только итальянцы считали, что это морские мили. По мнению же эфиопов — мили были имперскими. Т.е. эфиопские мили были короче итальянских. И хотя речь шла о ебаной пустыне — вопрос был жутко принципиальным, поскольку в перспективе Италия желала бы заполучить еще кусок эфиопской территории, дабы иметь возможность объединить Эритрею и Сомали в единую колонию. Эфиопия же, во–первых, никаких земель отдавать не желала, а, во–вторых, вообще бы не отказалась скинуть колонизаторов в море, чтобы к этому самому морю получить выход.
В 1930 году итальянцы построили в оазисе Уал–уал форт и посадили туда негров из Королевских колониальных войск. В 1934 же году — к форту явилась смешанная эфиопско–британская делегация и потребовала у его гарнизона отодвинуться туда, где по их мнению проходила граница. Гарнизон отодвигаться не пожелал, британцы, почувствовав, что дело пахнет керосином, спешно свалили, а эфиопские негры открыли огонь, убив 50 негров итальянских (и потеряв убитыми 150 своих, что как бы заранее намекает на их боевые качества).

Муссолини требует у эфиопского императора Хайле Селассие извинений и компенсаций. Тот заявляет "только судом!" и обращается в Лигу Наций (тут требуется пояснить, что Эфиопия — едва ли не единственная страна на континенте, которая к этому моменту исхитрилась не стать ничьей колонией). Лига Наций мнет сиськи, и, так ничего и не решив, предлагает разбираться самим. Заручившись поддержкой старых друзей французов (которые в обмен на свою поддержку вторжения в Эфиопию хотят создания франко–итальянской антигитлеровской коалиции), и убедившись, что британцы Суэц в случае чего перекрывать не будут — 2 октября 1935 года Муссолини объявляет войну Эфиопии. Тут просыпается Лига Наций и заявляет: "Низзя! Щас мы тебя санкциями!" Причем громче всех кричат и возмущаются предатели–французы.
В этот момент у Муссолини зазвонил телефон. Кто говорит? Он. Гитлер.
— Бенито, я слышал ты там негров с помощью негров решил поубивать? Ай, молодца! Я дам тебе парабеллум! Даже нет. Эшелон парабеллумов, вот!
— Grazie, конечно, на добром слове... Но вот только санкции...
— Да насрать на санкции. Мы ж никому не скажем.
— Знаешь, Ади... Мне кажется, это начало прекрасной дружбы!

Впрочем, на санкции, которые действительно ввели против Италии 18 ноября, было насрать не только Гитлеру, а решительно всем. И вообще через год их полностью отменили.
Муссолини бросает в бой 460 тысяч итальянских солдат, 87 тысяч эритрейских, сомалийских и ливийских негров из колониальных войск и маршала Бадольо (того самого, который в свое время предлагал королю стрелять по фашистам), снабдив последнего для верности сотнями тонн иприта и арсина, которые приказал не жалеть и применять вволю.
Думаю, ход войны особого смысла описывать нет, поскольку однозначные выводы о нем можно сделать уже из простых чисел.
Потери Италии: 4350 итальянцев и ок. 4000 негров убитыми, примерно 9000 раненых.
Потери Эфиопии: 275.000 убитых, ок. 500.000 раненых.

9 мая (такое вот совпадение) 1936 года Муссолини объявляет, что отныне и впредь эта дата — не только День победы над Эфиопией, но и день, в который Италия стала империей. А Витторио Эмануэле теперь, стало быть, официально именуется не королем, а первым в истории императором Италии (а заодно и Эфиопии). Сам же Бенито берет себе скромный титул Первого маршала Империи.
Народ ликует. Больше всех ликуют производители календарей, поскольку отныне и впредь итальянское летоисчисление выглядит так: "год 1936, XIV год фашистской эры, I год Империи", и они едва успевают справляться со срочными заказами.

В июле 36–го, по договоренности с новым сердечным амико Адольфо, Муссолини посылает ограниченный контингент войск на подмогу генералу Франко. Этот первый опыт совместного ведения боевых действий понравился обоим диктаторам настолько, что незамедлительно начинаются первые переговоры о создании Оси Берлин–Рим. 22 апреля Муссолини официально заявляет, что не возражает против аншлюса Германией Австрии. В сентябре лично едет в гости к Гитлеру, в Мюнхен и Берлин.
9 мая 37–го года проходит парад в честь первой годовщины Империи, в котором принимают участие колониальные войска. По улицам Рима (см. КДПВ) парадными колоннами проходят боевые фашистские черные властелины Африки...
Тут у Муссолини вновь звонит телефон.
— Так, я не понял. Что у тебя там вообще происходит? Какие негры?! Ты вообще ариец или где? Можешь ты еще и евреев любишь?
Муссолини, который отродясь никаким антисемитом не был даже близко (почти пять тысяч евреев–членов Фашистской партии, что составляло 10% от всего еврейского населения Италии, не дадут соврать) мгновенно вспоминает старый навык переобувания на ходу.
— Что ты, Ади! Один четыре восемь восемь! Но негров мы своих не бросим. Они мне дороги как память. А евреи... Евреев я еще в молодости... гхм... отлюбил!
Хорошо, что Скайп тогда еще не изобрели и один великий диктатор не увидел, как другой великий диктатор смущенно краснеет, вспомнив прелестный в любую погоду балабановский носик с горбинкой.
— Ну смотри у меня, хороняка! В следующем году приеду — проверю!
Ну и вот как было отказать такому человеку?!..

К визиту, правда, управиться не успели. Гитлер посетил Италию в мае 1939, а расовые законы появились только в сентябре. Они включали запрет на смешанные браки, запреты на профессии и занятие должностей, лишение итальянского гражданства евреев, получивших его после 1919 года т.п. Но по сравнению с тем, что творилось в Германии — это была очень и очень мягкая разновидность расизма. Да, безусловно, быть евреем в Италии в те времена было крайне неприятно. Тем не менее, непосредственно их жизни и здоровью абсолютно ничего не угрожало. И не случись Республика Сало — все бы даже закончилось относительно благополучно. Однако, она все же случилась. Увы. Но об этом мы поговорим чуть позже.
Короче, Гитлер остался удовлетворен. А чтобы не выглядеть в его глазах слабаком и тряпкой — Муссолини на всякий случай оккупировал Албанию. Благо, она и так уже много лет находилась под итальянским протекторатом и достаточно было лишь перевести ситуацию из режима де–факто в де–юре.

22 мая 1939 года взаимная симпатия диктаторов получила юридическое оформление, превратившись в крепкий неравный брак по расчету. Италия и Германия подписали Стальной пакт, предусматривающий, когда начнется, взаимную военную помощь. Вот только это самое "когда начнется" они, как выяснилось, понимали по–разному.
Муссолини открытым текстом говорил Гитлеру, что это у него в первый раз, просил быть нежным и не торопиться, дав ему еще как минимум года три на подготовку. Гитлер рассеянно покивал, сказал "ага–ага...", но уже 1 сентября того же года резким и сильным ударом вонзил нефритовый жезл танковых колонн в Польшу. Вскрикнув от боли и огорчения, Бенито заявил, что пока пожалуй воздержится от продолжения. Почти год Муссолини проплакал на плече у европейских родственников Черчилля и Рейно, заокеанского дядюшки Рузвельта и семейного священника Пия XII, которые хором убеждали его бросить жестокосердного партнера.
И может даже и уговорили бы, но к маю 40–го года Гитлер развивает столь головокружительные военные успехи, что Муссолини начинает опасаться, что все закончится без него. И, переобуваясь в прыжке еще раз — вскакивает на подножку уходящего (по его мнению) поезда.
10 июня 1940 года Италия объявляет войну Франции и Великобритании.
Пожалуй впервые в жизни Бенито ошибся с переобувкой. Эти сапоги оказались не по размеру.

Италия была не готова к войне не только чисто технически. Проблема была еще и в том, что Муссолини достался совершенно неподходящий для этого народ.
Если инженер говорит: "Эту гайку следует закрутить на три оборота!" — немецкий рабочий так и сделает. Итальянский же — поинтересуется: "А зачем? Давайте обсудим!"
Если полицейский говорит: "Здесь парковаться нельзя!" — немецкий водитель просто переставит машину. Итальянский же — спросит: "А почему? Давайте обсудим!"
Если офицер приказывает: "Стреляй в того парня, который отличается от тебя лишь формой другого цвета!"... Ну, вы поняли.

Маршировать по площадям и кричать "слава Дуче!", ощущая себя римским легионером, было весело и прикольно и ни к чему особо не обязывало. Гнить же в окопах... Почему? Зачем?..
Нет, не поймите неправильно. Итальянцы вовсе не трусы. В том случае, если речь идет о защите своей семьи, своего города или своей страны. Причем — строго в таком порядке. Когда чуть позднее война пришла непосредственно в их дома — оккупанты (несколько забегая вперед — в роли оккупантов к тому моменту уже выступали немцы) встретили массовое и ожесточенное партизанское сопротивление, до последнего патрона и капли крови. По той простой причине, что ответ на вопрос "зачем?" был более чем очевиден. Но вот если интересы правительства твоей страны начинают напрямую угрожать благополучию твоей семьи — то нафиг такие интересы отстаивать. Да, возможно это и недостаточно патриотично. А возможно — и есть высшая форма патриотизма. Кто знает.

Короче, войска в бой не рвались, мягко говоря. И от полной катастрофы уже в первые месяцы войны Муссолини спасло лишь то, что французы оказались еще менее бравыми вояками. Уже через две недели после вступления Италии в войну Франция подписывает перемирие, точнее — сдается. Не итальянцам, а немцам, разумеется.
Боевые же действия против англичан начинаются вообще шедеврально. 25 июня Муссолини приказывает губернатору Ливии маршалу Балбо начинать наступление на Египет. Получается это у маршала как–то не очень, поскольку уже 28 числа самолет с ним на борту сбивают собственные зенитчики, перепутав с противником. Наступление захлебывается, даже не начавшись. Зато отлично удается декабрьское британское контр–наступление. Уже к ноябрю 1941 года они полностью вышвыривают итальянцев из их собственной Итальянской Восточной Африки.

12 октября 1940 года Гитлер завоевывает Румынию. Муссолини страшно завидует и, в свою очередь желая, уже хоть кого–нибудь победить, решает вторгнуться в Грецию, в надежде, что уж с этими пофигистами как–нибудь справится. 28 октября Гитлер лично приезжает во Флоренцию, убеждать Бенито в том, что это плохая идея. Но тот не желает слушать, заявляя, что несколько часов назад уже начал атаку.
Сыны Эллады и деды Лейна на некоторое время отвлекаются от питья кофе и посещения борделей и героически встают на защиту родины. В роли 300 спартанцев выступает 70–и тысячный британский корпус. Короче, идея действительно была плохая. Отброшенные в Албанию итальянцы с трудом закрепляются на границе и переходят к позиционной войне.
"Ах вы так?!.. — плачет Муссолини. — Тогда я пожалуюсь старшему брату–боксеру, он поколотит вашего старшего брата!.."

Старший брат тяжело вздыхает, закатывает глаза к небу, неразборчиво ругается по–немецки и приступает к раздаче живительных пиздюлей.
В марте в Ливию прибывает аж сам Эрвин Роммель, фактически принимающий командование тамошними итальянскими силами. На продолжительное время британцы оказываются увлечены своим любимым национальным спортом — охотой на Лиса пустыни, давая Муссолини передышку на этом направлении.
27 марта происходит государственный переворот в только–только присоединившейся к Тройственному пакту Югославии, организатор которого генерал Душан Симович начинает устанавливать дружественные контакты с СССР. Взбешенный Гитлер бросается восстанавливать порядок и уже к середине апреля успешно с этим справляется. Муссолини же под шумок оттяпывает пользу Италии Любляну, а в пользу Албании (которая тоже итальянская) — Косово, в какой–то степени положив начало последующим известным событиям.
13 апреля немецкие (и немножко итальянские) войска начинают наступление на Грецию и уже к 22 апреля она сдается. Причем немцы продвигаются столь стремительно, что Муссолини за ними не поспевает чисто физически. И по его слезной просьбе два дня спустя акт капитуляции приходится повторить на бис, дав, таким образом, ему возможность на нем присутствовать. А чтобы больше не ныл и не надоедал — Гитлер милостиво разрешает ему оккупировать острова и большую часть материковой Греции, исключив ее из немецкой зоны влияния. (Кстати, есть очень хороший фильм о тех событиях. Правда, про собственно войну в нем нет практически ни слова, но если вы неравнодушны к Италии и/или Греции — горячо рекомендую к просмотру.)

Естественно, что после таких подгонов Муссолини просто не мог отказать другу в ответной услуге. И в июле 1941 года 60 тысяч итальянских солдат входят на территорию СССР. Позднее их число вырастет до 200 тыс. Выполняя в основном вспомогательные функции при немецких частях, и будучи совершенно неподготовленным к войне в зимних условиях, итальянский корпус не снискал никакой славы. Дабы хоть немного воодушевить войска — Муссолини назначает командующим генерала Итало Гарибольди. Но этой поддельной китайской копии настоящего Гарибальди солдаты, подозреваю, предпочли бы хорошую партию кроссовок Абибас. Их, по крайней мере, можно было бы обуть на ноги во времена Сталинградской катастрофы. Лишь пропавшими без вести на русском фронте Италии потеряла ок. 60 тыс. человек.
Тем временем, 8 ноября 1942 года, англо–американский десант высаживается в Марокко и Алжире и уже к январю 43–го занимает Триполи. 13 мая Муссолини разрешает командующему Африканским корпусом генералу Мессе сдаться.
Все это приводит к двойственному эффекту. С одной стороны, моральный настрой нации, армии, да и самого Муссолини (который 10 апреля предлагает Гитлеру заключить перемирие с СССР) падает ниже плинтуса. С другой же...

...E Stalingrado arriva nella cascina e nel fienile
Vola un berretto un uomo ride e prepara il suo fucile
Sulla sua strada gelata la croce uncinata lo sa
D'ora in poi troverà Stalingrado in ogni città

...И Сталинград приходит на фермы и в амбары
Взлетает в воздух шапка, человек улыбается и берет винтовку
На тех промерзших улицах свастика узнала –
Отныне и впредь Сталинград ждет ее в каждом городе.

В Италии начинают разгораться пусть еще маленькие и скромные, но уже грозящие перерасти в пожар полноценной гражданской войны огоньки вооруженного Сопротивления.
А в ночь с 9–го на 10–е июля 1943 года десант Союзников высаживается на Сицилии.

То, что это начало конца фашистского режима — полагают отнюдь не только партизаны. Если для Германии еще может и сохраняются какие–то надежды, то фашистская Италия, как всем уже очевидно, эту войну проиграла. Причем даже вне зависимости от ее финального исхода. И виновника этого поражения долго искать не приходится. Генералитет и высшие функционеры Фашистской партии видят выход из ситуации в отстранении Муссолини от власти и начале переговоров с американцами.
Понимает это и сам Дуче. И 19 июля спешно встречается с Гитлером.
— Знаешь, Ади... Мне кажется, мы должны расстаться. Ты ни в чем не виноват, но я должен подумать о детях! О своих неразумных итальянских детях. Ты же не сердишься, правда? Ты будешь мне писать?
— Нет, я же Гитлер. Это во–первых. А, во–вторых, если ты немедленно не бросишь эти свои штучки с переобуванием, я тебе дер ауге на дер арш натяну!
Короче, не прокатило.

Незадолго до того, 4 июня 1943 года, Витторио Эмануэле Третий проснулся с утра, намазал бутерброд и вызвал к себе верного маршала Бадольо.
— Пьетро, — сказал король, — во–первых, я тут внезапно обнаружил, что нас почти завоевали американцы. Во–вторых, помнишь ты мне двадцать лет назад предлагал избавиться от Муссолини? Знаешь, а ведь это была не такая плохая идея. Короче — давай, действуй!
— Никак не могу Ваше Высочество! Вы ж сами предали Муссолини функции главнокомандующего армией. Так что я теперь ему подчиняюсь. Я старый солдат и супротив закону не пойду!
— Мда? Передал?.. Это я погорячился как–то... Ладно, иди пока. И Гранди мне позови!

Спикер парламента (точнее того, что от парламента к этому моменту осталось) Дино Гранди сразу же понимает, к чему клонит король. В начале июня он проводит серию тайных консультаций с членами Большого фашистского совета, предлагая освободить Муссолини от должности Главнокомандующего. Тем, кто выступает против (либо же просто ссыт выступить за) — он предлагает такую аргументацию: "Так ведь это же для собственного блага Дуче! Вот представьте: если вдруг американцы нас все же победят и спросят, кто тут главный — мы ткнем пальцем в короля! Ну тупы–ы–ые пиндосы ни о чем не догадаются и наш дорогой Бенито не пострадает!"
Заручившись необходимой поддержкой, 13 июля Гранди направляет Муссолини просьбу о созыве БФС, который последний раз собирался еще аж в 39–ом году. Тот отвечает отказом.

21 июня мрачный как туча диктатор возвращается в Рим, после той самой неудачной встречи с Гитлером, некоторое время меланхолично рассматривает сотни планомерно утюжащих город американских бомбардировщиков, получает еще один запрос от Гранди на созыв БФС, вздыхает и говорит: "Ну ок, созывайте на 24–ое".
После бурной дискуссии БФС поддерживает инициативу 19 голосами против семи, при одном воздержавшемся. Муссолини расстроен но не сильно обеспокоен. Документ не имеет никакой юридической силы без подписи самого Дуче, а он ее ставить не собирается.

На следующий день, 25 июня, Муссолини приезжает на рабочую встречу с Витторио Эмануэле. Король интересуется его здоровьем, сетует, что Бенито плохо выглядит и рекомендует ему незамедлительно отправиться в отпуск, подышать горным воздухом. В этот момент из–за кабинетной ширмы выпрыгивает верной Бадальо (прямо в прыжке трансформируясь во ВРИО главы государства) и две сотни не менее верных карабинеров. Муссолини усаживают в санитарный автомобиль и окольными путями, через кучу промежуточных остановок, увозят в гостиницу в горном массиве Гран Сассо, что в Абруццо. Где он и дышит воздухом (который ему не нравится настолько, что он даже пытается покончить жить самоубийством), до тех пор, пока 12 сентября 1943 года ему на голову не сваливается оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени, во главе десанта немецких парашютистов. Скорцени тащит Муссолини в Германию, откуда Гитлер пинком вышвыривает его обратно в Италию, весь север которой к тому моменту уже оккупирован немецкими войсками.
23 сентября Муссолини формирует новое правительство и объявляет о создании Итальянской национальной республики, вошедшей в историю под именем Республика Салò (по имени городка, в котором были сосредоточены ее основные СМИ).
В свою очередь, правительство маршала Бадольо 8 сентября заключает перемирие с союзниками, а 13 октября 1943 года — Королевство Италия объявляет войну Германии. Так что, вопреки широко распространенному стереотипу, Италия входит в число стран–победителей во Второй мировой войне. Может итальянцы и не великие вояки, но вот в умении находить выход из тяжелых ситуаций и устраиваться в жизни — им никак не откажешь.

Собственно, на этом и заканчивается история того теплого и лампового муссолиниевского фашизма образца 20–30–х годов. В Республике Сало царил уже совсем другой фашизм, вполне обыкновенный, тот, который мы все видели у Михаила Ромма. С лагерями смерти, пытками, массовыми казнями и сожженными деревнями. Если вдруг захотите проникнуться атмосферой тех лет и мест — есть хороший (но, предупреждаю — тяжелый) фильм.
Хотя это ни в коей мере не снимает с Муссолини ответственности, но все же следует заметить, что он в тот период выполняет скорее функцию говорящей головы при немецкой оккупационной администрации.

Но все проходит. Прошло и это.
Силы Союзников и королевские итальянские войска все настойчивее взламывали Готсткую линию. Партизанские бригады, понесшие чудовищные потери в первые месяцы Сало, восставали из пепла, росли и крепли, обретая возможность уже почти на равных драться с наци–фашистами. Самой Германии становилось все более не до проблем марионеточной республики.
В апреле 1945 года Готская линия пала. Не дожидаясь подхода Союзников, по всему северу Италии партизанские отряды занимают города. 24 апреля вспыхивает восстание и в Милане. Находящийся там Муссолини призывает своих сторонников стоять до последнего и умереть с оружием в руках, одновременно пытаясь наладить контакты с руководством Сопротивления и обсудить условия собственной сдачи. Однако выясняется, что такие переговоры уже ведет немецкое командование, ставящее Бенито в известность о том, что "скрипач не нужен".
Оказавшийся в полном одиночестве Муссолини, по старой памяти, бежит в сторону Швейцарской границы. Есть, впрочем, мнение, что целью его было не столько собственно сбежать (в этом случае у него вполне была возможность улететь на самолете в Испанию, как и сделали некоторые его приближенные), сколько сдаться американцам, а не партизанам.
26 числа он присоединяется к отступающей немецкой колонне. На берегах озера Комо колонну останавливают партизаны 52–ой гарибальдийской бригады. После долгих переговоров, они разрешают немцам проследовать дальше после досмотра и обыска. Муссолини переодевается в немецкую форму и пытается спрятаться среди солдат. Но его опознают и арестовывают.

Опять же — есть мнение, что точно так же, как Муссолини любой ценой пытался не попасть в руки партизан, так и руководство Сопротивления стремилось не допустить, чтобы им завладели Союзники. Еще за несколько дней до того представителями всех антифашистских сил Италии был подписан меморандум, предусматривавший безусловную необходимость физического уничтожения Дуче. Судебный процесс (если бы он начался) — означал бы суд не просто над Муссолини, но и над всей Италией. Поскольку было бы весьма затруднительно четко разграничить преступления вождя и преступления ведомого им народа. Плюс к тому, Муссолини еще вполне мог бы и выкрутиться. Если уж американцы смогли отмазать таких прожженных фашистских преступников, как Юнио Боргезе и Личо Джелли — то чем был хуже Бенито? Это ведь сегодня мы привыкли к тому, что его имя идет через запятую с Гитлером. Но вот выживи он тогда, да скажи (а уж что–что, а убедительно говорить он более чем умел): "не виноватая я, он, Гитлер, сам пришел!" — может статься, что вошел бы в историю чем–то наподобие генерала Франко. Вроде и сукин сын, а вроде — и наш сукин сын.

Короче, мутная это история. Как бы там ни было, но 28 апреля 1945 года Муссолини и его любовница Кларетта Петаччи были расстреляны в деревне Джулино ди Мецегра. Ночью того же дня их тела, вместе с телами еще нескольких фашистских иерархов, привезли в Милан и сгрузили на площади Лорето. Собравшийся к утру народ принялся с увлечением осыпать их плевками, пинками и выстрелами. Дабы народу было удобнее (а может и наоборот — чтобы граждане не так усердствовали) партизаны 110–ой бригады подвесили тела за ноги. Лишь через несколько часов, по требованию прибывших на место происшествия офицеров Союзников, их сняли и отвезли в морг. Справедливости ради, случившиеся вызвало яростное возмущение итальянских антифашистов, заявлявших позднее, что "на площади Лорето Сопротивление себя обесчестило".

...

Маршал Пьетро Бадольо счастливо избежал всех обвинений в военных преступлениях, включая выдвинутые против него правительством Эфиопии, и умер в 1956 году у себя дома, по естественным причинам.
Витторио Эмануэле Третий отрекся от престола 9 мая 1946 года, в пользу сына, Умберто Второго. А уже через два месяца, 2 июня того же года, в результате проведенного национального референдума, Королевство Италия прекратило свое существование. Родилась Первая итальянская республика, которую менее чем полвека спустя повергнет в прах простой прокурор Ди Пьетро. Но и эту историю я уже рассказывал.

...

Так кем же он был на самом деле, этот наш Бенито Амилькаре Андреа?..
В поисках ответа на этот вопрос уже сломано (и еще будет сломано) множество копий. В современной Италии отношение к нему... ну, наверное такое же, как к Сталину в современной России. С одной стороны (преобладающие со значительным перевесом мнение) — кровавый тиран, а с другой — "Муссолини на вас нет!" Фашизм в Италии, кстати, вовсе не запрещен. Запрещена только конкретная Национальная фашистская партия.

Если же вас интересует мое личное оценочное суждение, то оно таково: все многочисленные интернет–споры из цикла "фашист–сам фашист!", с отсылками на любые высказывания Дуче или известные теоретические положения фашисткой идеологии (обращаю внимание — я сейчас говорю только и исключительно о фашизме итальянском) — не имеют никакого смысла. По той простой причине, что создатель принципов этого самого фашизма — был человеком вообще без каких–либо принципов. Не идейным человеконенавистником (как, наверное, Гитлер), а крайне неразборчивым в средствах (и до поры — крайне успешным) предпринимателем и авантюристом. Который не задумываюсь ни на секунду изменил бы свою точку зрения по любому теоретическому и практическому вопросу, если бы ему это вдруг стало выгодно. Что, разумеется, никак его не оправдывает. Может даже наоборот.

Есть, впрочем, одна–единственная вещь, в отношении которой присутствует абсолютный консенсус. Спросите любого итальянца, что он думает о Муссолини. И наряду с самыми полярными оценками, вне зависимости от политических убеждений вашего собеседника, практически неизбежно услышите одну и ту же фразу: "Это был человек, при котором поезда приходили по расписанию".
Решайте сами — можно ли считать это лестной эпитафией Бенито Муссолини.



Тэги: Общество Полезные сведенья

Темы, имеющие некоторое отношение к этой (русскоязычный поиск в mysql все же очень не совершенен):
Необыкновенные пистолеты February 6, 2008
Никогда не пойму почему August 28, 2016
Happy Tree Friends запрещают к показу March 9, 2008
Новые приключения Добкина April 16, 2014
Большой рассказ на букву "П" March 24, 2010

Комментировать:
пользователь: пароль:
регистрироваться  Залогинится под OpenID


Архив:

Jun2023   May2023   Apr2023   Mar2023   Feb2023   Jan2023   Dec2022   Nov2022   Oct2022   Sep2022   Aug2022   Jul2022   Jun2022   May2022   Apr2022   Mar2022   Feb2022   Jan2022   Dec2021   Nov2021   Oct2021   Sep2021   Aug2021   Jul2021   Jun2021   May2021   Apr2021   Mar2021   Feb2021   Jan2021   Dec2020   Nov2020   Oct2020   Sep2020   Aug2020   Jul2020   Jun2020   May2020   Apr2020   Mar2020   Feb2020   Jan2020   Dec2019   Nov2019   Oct2019   Sep2019   Aug2019   Jul2019   Jun2019   May2019   Apr2019   Mar2019   Feb2019   Jan2019   Dec2018   Nov2018   Oct2018   Sep2018   Aug2018   Jul2018   Jun2018   May2018   Apr2018   Mar2018   Feb2018   Jan2018   Dec2017   Nov2017   Oct2017   Sep2017   Aug2017   Jul2017   Jun2017   May2017   Apr2017   Mar2017   Feb2017   Jan2017   Dec2016   Nov2016   Oct2016   Sep2016   Aug2016   Jul2016   Jun2016   May2016   Apr2016   Mar2016   Feb2016   Jan2016   Dec2015   Nov2015   Oct2015   Sep2015   Aug2015   Jul2015   Jun2015   May2015   Apr2015   Mar2015   Feb2015   Jan2015   Dec2014   Nov2014   Oct2014   Sep2014   Aug2014   Jul2014   Jun2014   May2014   Apr2014   Mar2014   Feb2014   Jan2014   Dec2013   Nov2013   Oct2013   Sep2013   Aug2013   Jul2013   Jun2013   May2013   Apr2013   Mar2013   Feb2013   Jan2013   Dec2012   Nov2012   Oct2012   Sep2012   Aug2012   Jul2012   Jun2012   May2012   Apr2012   Mar2012   Feb2012   Jan2012   Dec2011   Nov2011   Oct2011   Sep2011   Aug2011   Jul2011   Jun2011   May2011   Apr2011   Mar2011   Feb2011   Jan2011   Dec2010   Nov2010   Oct2010   Sep2010   Aug2010   Jul2010   Jun2010   May2010   Apr2010   Mar2010   Feb2010   Jan2010   Dec2009   Nov2009   Oct2009   Sep2009   Aug2009   Jul2009   Jun2009   May2009   Apr2009   Mar2009   Feb2009   Jan2009   Dec2008   Nov2008   Oct2008   Sep2008   Aug2008   Jul2008   Jun2008   May2008   Apr2008   Mar2008   Feb2008   Jan2008   Dec2007   Nov2007   Oct2007   Sep2007   Aug2007   Jul2007   Jun2007   May2007   Apr2007   Mar2007   Feb2007   Jan2007   Dec2006   Nov2006   Oct2006   Sep2006   Aug2006   Jul2006   Jun2006   May2006