Всяческий Бред : Oct2016

На днях останавливались в деревне, съезд с трассы Скандинавия, тихое такое село в сотню домов (две трети заселены). Ну там в баню сходить можно, купили амбар у у председателя под склад, дорогу им сделали, пара местных бабулек всегда накормят домашним, баню растопят. Есть даже несколько молодых семей с детишками, смотрят на красивые машины, мы им вкуснячек всяких финских подкидываем бесплатно (денег у них один хрен нет и никогда не будет).

Решили с напарницей там заночевать, помылись, переоделись, поели вкусно, вышел на вечернюю зорьку, сел с дедулькой, хозяином хаты, закурили на завалинке. У меня в бардачке всегда пара бутылок хорошего вискаря из дьюти–фри, дал ему, тот под иноземное бухло сала достал, лучок нарезал. Треснули по стакану залпом. Стандартный такой деревенский дед, по паспорту 60 лет, а на вид — под сотню, и борода серебряная до груди. Треники три полосы, фуфайка, сигареты "Петр" или типа того, вонючие жутко.

— Ну что там в Ленинграде говорят–то?
— Да много что говорят...
— Про нас помнят?
— Честным буду, не помнит о вас никто.
— А Обама что там? В телевизоре сказали, война будет.
— С кем?
— С американцами! Понятно с кем. Негры эти, пидерасы вон у них, воевать будут. Фашисты.
— Так он негр, как же фашист?
— Вот таки вщас фашисты стали. Сам не думал. А оно вона как.
— Не переживай, дед, не будет никакой войны.
— Так тебе конечно не будет, у тебя вона фамилия финская, тебя пидерасы не тронут, оно конечно. И баба твоя, еля по–русски говорит, из балтов вроде.
— Эстонка. Только это коллега, она мне не баба.
— Ты один черт, бандиты вы все. Одни, другие, потом еще будут. У нас деревня вся стоит как твоя машина. А убьют — зачем машина будет? Ты это, вот что скажи... У неё можно задни седушки убрать? На меня перепиши, будет рабочая машина.
— Дед, нахера тебе вольва по деревне?
— Так как раз. Война вот начнется — пулемет тама поставлю, тогда и черт не подойдет. Наливай давай, вще по одной, хоть и противно.
— В какую сторону стрелять будешь?
— Да во все стороны! Всех блять положу! Всех! Кто деревню нашу уничтожил, кто колхоз разворовал, кто дороги разнёс, кто моего сына в Чечне этой убил, кто сука пенсию мне платит как гулькин хрен за стаж с пятнадцати лет, всех этих американцев, всех! И это, слушай, у тебя еще бутылка этой гадости есть? Пойду щё сала нарежу...

(с) некто Halaza.

"Мы возвращаемся в сталинские времена, сейчас словами о нравственности, родине и патриотизме, прикрываются очень низкие цели"...

"Потому что меня очень тревожат — я думаю, как и вас всех — те явления, которые происходят в нашей жизни. Эти, так сказать, наезды на искусство, на театр, в частности. Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими, так сказать, благими и высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность». Вот эти группки оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут, к которым как–то очень странно власть нейтральна — дистанцируется. Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. А запрет цензуры — я не знаю, как кто к этому относится, а я считаю, что это величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны... Это проклятие и многовековой позор вообще отечественной нашей культуры, нашего искусства — наконец, был запрещен.
И что сейчас происходит? Я сейчас вижу, как на это явно чешутся руки кого–то — это изменить и вернуть обратно. Причем вернуть обратно не просто во времена застоя, а еще в более давние времена — в сталинские времена. Потому что с нами разговаривают наши начальники непосредственные таким лексиконом сталинским, такими сталинскими установками, что просто ушам своим не веришь! Это говорят представители власти, мои непосредственные начальники, господин Аристархов [1] так разговаривает. Хотя его вообще надо переводить с аристархского на русский, потому что он говорит языком, которым просто стыдно, что от имени министерства культуры так человек разговаривает.
Мы сидим и слушаем это. Мы чего — не можем как–то высказаться все вместе?..."